Все замирают, глаза Яяри становятся ещё больше. Мелодия очень красивая, но простая. Как раз под такое самодеятельное исполнение. Последний аккорд звучит пронзительным вскриком, и я обрываю мелодию. Затем наскоро перевожу текст на фиорийский. Женская половина слуг и сама аури дружно вздыхают в восхищении. Правда, по-разному: прислуга завистливо, а жена – счастливо.
– Спойте ещё, ваша милость, у вас так хорошо вы ходит! Ни один менестрель с вами не сравнится! – Это Илли, дочь Мири. Её глаза словно плошки.
Ещё? Ну, раз просят… Перехватываю поощряющий взгляд жены, и песня сама приходит на ум:
Ты глазам не верь, ты не знаешь, что храню в душе своей.
Думаешь, что сердце у меня, как лёд, холодное?
Повстречав тебя, даже и не думал ни о чём таком,
Зачем же сердце разглядело вдруг и выбрало тебя?
Никогда не доверял кому-то, не сдавался так, без боя.
И не знал, что всё изменится, сам себя уже не узнаю я…
Импровизированный концерт длится долго, но никто не расходится. Наоборот, людей становится всё больше и больше. Яяри подвигается ко мне ближе, кладёт свою головку мне на плечо… Новый год. Время, когда исполняются все желания… Моё наконец сбылось. А скоро, через пару лет, я вернусь домой, в Империю. С Яяри. С женой…
– Ты когда-нибудь думала о том, что станешь делать после окончания войны?
Моя жена удивлённо приподнимается на локте, затем заглядывает мне в глаза, трогает своей мягкой ладошкой лоб.
– Ты чего?
– А что такого? Вернёмся на Русь, меня отправят в отставку. Надо же чем-нибудь заняться? Жаль, что у меня нет другой профессии, кроме военной.
Яяри не на шутку встревожилась, и я не могу понять, в чём проблема.
– Милый, ты здоров?
– Прекрати, дорогая. Всё нормально.
Моя половинка вздыхает:
– Хвала светлым, а то уж я подумала, что у тебя от перенапряжения мозги наизнанку вывернулись. Надо же ляпнуть такое: когда кончится война! Войны никогда не кончаются, Серг!
– Это почему?
Аури становится грустной и тихо отвечает:
– Сколько я себя помню, война шла всегда. Я создана для войны. И ничего другого не умею. Только убивать и умирать самой. Вот мой путь.
Теперь я в шоке – да как же так?! Моя маленькая хрупкая любимая жёнушка и говорит такие ужасы! Крепко прижимаю её к себе. Аури грустно вздыхает:
– Я не представляю мир, где нет войн. Даже здесь, на крохотной затерянной планетке, и то льётся кровь…
Тут она права. Теперь и мне становится не по себе.
– Получается, что войны – первый признак цивилизации…
– Очень страшный признак.
Но я не хочу сдаваться так просто:
– А ты можешь себе просто представить, что везде – мир. Нет убитых, раненых, искалеченных. Все счастливы, занимаются мирным трудом…
– Сказка. Всё, созданное разумными, предназначено для войны. Так было, так есть и так будет.
Мать богов! Как же ей вывернули мозги! Прижимаю Яяри, но она кошачьим движением изворачивается и укладывается на моей груди. Проводит ладошкой по мышцам.
– Ты сильный, Серг. Очень сильный. А зачем тебе твоя сила?
– Прости, дорогая, но это для тебя. Чтобы я мог защитить свою половинку в случае непредвиденного. Чтобы помочь тебе в деле, построить дом, вспахать поле, вырастить урожай, потому что тебе надо питаться. Впрочем, и мне тоже. – Улыбаюсь.
Аури же зачарованно смотрит мне в глаза. Потом легонько шлёпает по груди:
– Не шути так!
– Какие шутки, милая? Я серьёзно.
Её глаза завораживают, и я медленно тону в омуте, скрытом пушистыми ресницами. Не выдерживаю, приподнимаюсь и касаюсь её губ своими. И мне отвечают с такой страстью…
…Утром после завтрака мы выходим во двор, чисто выметенный слугами. Впрочем, белый покров толстым слоем лежит за стенами замка. А близкая река покрыта толстым прозрачным льдом, сквозь который можно увидеть чёрную воду. Она такого цвета потому, что дно покрыто толстенным слоем ила. Мой взгляд падает на поленницу, и в голову приходит гениальная мысль.
– Милая, ты умеешь кататься на коньках?
Моя аури смотрит на меня с изумлением.
– А что это такое?
А, нечего тут рассусоливать! Тяну её в кузницу. Давненько я не махал молотом! Два полена распускаю топором на плоские плашки. На одну ставлю свою ногу, обвожу угольком контур стопы. Затем опускаюсь на колени, бережно беру ножку жены за щиколотку и проделываю то же самое. Есть два контура. Быстро вытёсываю из дерева колодки. Жена смотрит на моё занятие, чуть приоткрыв рот. Готово. На первый раз сойдёт. Потом сделаю нормальные коньки. Снегурки! Нахожу тонкую полосу железа, быстро разрубаю на четыре части. Ножовкой пропиливаю паз, беру молоток. Тюк-тюк. Аккуратными ударами загоняю полоску в дерево. Получилось! Эх, пару бы саморезов для гарантии, да взять негде. Да и долго будет… Сойдёт для сельской местности! Отрезаю от мотка пару-тройку бечёвок, беру две тонкие, но крепкие палочки. Готово!
– Пошли на реку.
Беру её ладошку в вязаной варежке, аури смотрит на меня с подозрением.
– Это коньки?!
– Пока и такие сойдут. Разберёмся с пиратами – сделаю настоящие.
Яяри покорно следует за мной к воротам замка. Охрана провожает нас взглядами, из окна приворотной башни высовывается Рорг:
– Далеко, командир?
– До речки, сержант. Скоро вернёмся!
Мне весело, потому что знаю, что сейчас будет. Пропахиваю сугробы, словно трактор, супруга, хихикая, шествует словно по начищенной дороге. Видимо, тоже заразил смешинкой. Или предвкушает необычное. О! И торчащее из снега брёвнышко на берегу как раз вовремя! Усаживаюсь, приставляю к ноге готовый конёк, приматываю его бечёвкой к тёплому сапогу. Лучше бы, конечно, валенки. Но где их взять в Ниро? Пардианская мода пока сюда ещё не дошла, к сожалению. Закручиваю бечёвку. Готово! Теперь второй конёк. Яяри подозрительно смотрит на мои манипуляции, потом не выдерживает: